Жду не дождусь письма от тебя – и надеюсь, в нем ты расскажешь мне, как легко разрешилась от бремени и как счастлива!
...6 декабря 1764 года
«Лиззи!
Ты слышала новости? Мать Дикона покинула сей бренный мир. Наверное, я должна скорбеть, но поскольку покойная беспрестанно бывала недовольна мной, пока я была замужем за ее сыном, то не вижу причин лицемерить.
Как несправедливо она обвиняла меня в том, что мы перебрались в город, а ведь это Дикон стремился вырваться из-под ее опеки, получив после совершеннолетия право распоряжаться своим состоянием. И именно мне строчила она гневные письма, жалуясь на наше сумасбродство и расточительность.
Впрочем, обо всем этом ты уже знаешь из прошлых моих писем. Но рассказывала ли я тебе, какие письма она писала мне после гибели Дикона? По-моему, еще нет. Они писаны были желчью и кровью! Я пыталась отвечать мягко – правда, я пыталась, поскольку понимала муки матери, утратившей единственное дитя, – однако в конце концов перестала даже читать эти послания! Нет, я не отсылала их назад, потому что это могло лишь ужесточить ее страдания, но читать их более была не в силах.
Она верила всем грязным слухам, которые распускают обо мне в свете! Говорят, что не только Ванса я сделала своим любовником, но и всех подряд мужчин нашего круга, и, разумеется, я уговорила Ванса избавиться от неугодного мне супруга!
Нет, не желаю больше ни о ней писать, ни ее вспоминать! Однако, увы, я никак не смогу навестить вас на Рождество. Ничуть не намерена лицемерить, но я обязана почтить память матери моего ушедшего супруга хотя бы месячным трауром.
Но если вы с Торримондом не уезжаете в Лондон на зимний сезон, то, возможно, я смогу приехать к вам в январе. Теперь же я достаю все свои теплые шали, толстые шерстяные носки и рукавички, чтобы дожить до того благословенного времени, когда мы увидимся.
...– Перри!
Джорджия стремглав сбежала по ступеням парадной лестницы и упала в объятия любимого брата. И тотчас потащила его вверх по лестнице, приговаривая:
– Не вздумай раздеваться, братец, покуда не дойдем до моего будуара, иначе умрешь от холода!
Смеясь, Перри передал свою шляпу лакею и последовал за сестрой.
– Я глазам своим не поверила, когда увидела, что ты пишешь… Подумать только, ты собрался меня навестить! – щебетала Джорджия. – В эдакую непогоду и спустя всего неделю после Рождества! Ты, наверное, заехал по дороге к друзьям, что живут на севере? Но как бы там ни было, это прекрасно. Я видела тебя в последний раз несколько месяцев назад и соскучилась.
– Я приехал единственно ради того, чтобы увидеть тебя. Ведь я люблю Эрне так же нежно, как и ты, сестренка!
– На то мы и родня с тобой! Ну, входи побыстрее. Мне удается кое-как обогреть эту вот крошечную гостиную, а еще мою спальню, поэтому я редко выхожу из своих покоев. Мама и папа не приехали на Рождество – они вернутся не ранее двадцать третьего числа. К тому времени мне придется протопить еще и столовую.
– И они станут поддерживать там тепло, в какую бы кругленькую сумму это им ни встало! – Перри стянул перчатки, шарф и пальто, подбитое мехом, и сунул все это в руки горничной Джорджии, Джейн.
Джорджия сбросила свой теплый плащ на ближайший диванчик и снова заключила брата в объятия. Перри был всего на каких-нибудь пару дюймов выше сестры, к тому же очень строен и худощав. Отчасти поэтому многие недооценивали его силу, хотя он был прекрасно физически развит и со шпагой управлялся отменно. Многие полагали также, что его щегольские замашки свидетельствуют о внутренней пустоте, однако они просто плохо знали Перегрина Перримана.
– Что тебе предложить перекусить с дороги? Что-нибудь из горячего? Или чаю? А может, эль? Или вина?
– Сначала чаю, а потом любой еды, да побольше! Суп согрел бы мои промерзшие косточки…
– Чаю и супа для моего брата, и как можно быстрее, Джейн… ну и всего остального… словом, вкусный обед! – приказала Джорджия служанке. – И позаботься, чтобы в его комнате было так же тепло, как и в моей!
Перри, умилившись, запечатлел горячий поцелуй на щеке служанки:
– Хороша, как всегда, и еще более, чем всегда, расторопна!
Тридцатипятилетняя Джейн вспыхнула, словно юная дева:
– Да полно вам, сэр! Ежели хотите поскорее подкрепиться, то лучше вам меня не задерживать.
– Я мог бы тебе и подсобить, – весело объявил Перри, однако позволил служанке уйти.
– Ну зачем ты ее дразнишь? – надула губы Джорджия.
– Но ей ведь это по нраву, – ответил он, и, разумеется, сказал сущую правду.
Джорджия присела на диванчик, не в силах наглядеться на брата:
– Полно, какая женщина перед тобой устоит?
– Будь уверена, все женщины в полнейшей безопасности: я не намереваюсь жениться, а заигрываю лишь с теми, кому это совершенно безразлично.
– То есть с замужними?
– Частенько. Что вполне устраивает и дам, и их мужей – особенно если те погуливают на стороне. Да ты становишься пуританкой, любовь моя?
– Господи, с чего ты взял? Но, видимо, таково тлетворное влияние Эрне.
– Не думаю, что это навсегда.
Джорджия тотчас стала серьезнее:
– Тебе ведь известно, что я была добродетельной женой, правда ведь, Перри? Ну да, я флиртовала, однако…
Перри жестом остановил сестру:
– Разумеется, известно, любовь моя. Но у меня для тебя неважные новости.
Он тоже стал серьезным, и Джорджия поплотнее запахнула шаль. Ей следовало бы сразу догадаться, что лишь суровая необходимость могла вынудить брата уехать из Лондона в разгар зимы.